...Джузеппе поднял руку, ладонь уперлась в сырой каменный свод. Итак, он — пленник!.. Но кто посмел заточить подземелье самого Джузеппе Арчимбольдо — любимца всесильного императора?! Арчимбольдо нервно закашлялся. Подземелье отозвалось низким эхом. Это просто ужас какой-то... А может, всего лишь дурной сон?.. Хотя нет, он прекрасно помнит, как проснулся сегодня утром в своем уютном домике на Златой улочке. Наскоро перекусив, поспешил на Староместскую площадь, чтобы купить свежих цветов, овощей и фруктов, которые обычно рисовал.
Джузеппе шел по тихим сонным улочкам Праги и думал: как же прекрасен этот город! Весной благоухает розами, зимой — свежеиспеченными ватрушками, в августе, как сейчас, — спелыми яблоками и немножко корицей, которую хозяйки добавляют в пироги и шарлотки. Что и говорить — жить в Праге прекрасно! Недаром двадцать четыре года назад Арчимбольдо приехал сюда из родного Милана.
Сначала служил простым придворным портретистом императора Священной Римской империи Фердинанда I, потом главным художником его наследника — Максимилиана II. А сын Максимилиана, Рудольф II, пожаловал художнику дворянский титул. Право, жизнь удалась!

Арчимбольдо затянул было какой-то веселый мотивчик, да осекся — Златая улочка еще спала. Ее обитатели просыпались поздно, в основном это были «ночные люди» — их побаивалась не только Злата Прага, но и вся Европа; алхимики, маги и астрологи. Со всего света тянулись они в Прагу под крыло Рудольфа II, обожавшего все мистическое и таинственное, мечтавшего о философском камне. Потому-то и окрестили «золотой» эту кривую улочку в Пражском Граде, где маги и алхимики пытались превратить медь и свинец в чистое золото. В любой другой столице всех этих дьявольских приспешников давно сожгли бы на костре, но император Рудольф не только укрывал их от инквизиции, но и щедро оплачивал труды.
Правда, насколько слышал Арчимбольдо, опыты с изобретением философского камня пока не увенчались успехом, а вот астрологам, утверждающим, что дни делятся на удачные и неудачные, может, и стоит верить. К примеру, день сегодняшний... Сначала в цветочных рядах при его появлении разбежались девчонки-цветочницы, и даже старая Ханна, у которой он всегда брал но несколько букетов, перекрестившись, прикрыла от художника свои горшки с цветами и прошептала:
— Простите, мессир!..
Неимоверно удивившись, Джузеппе направился к зеленщикам. Ему необходимо купить белого сельдерея, тугого салата, пару небольших тыкв, молодой моркови и упругих кабачков. Он собирался сделать побольше эскизов, чтобы па всю зиму хватило работы над живыми натюрмортами». Джузеппе не любил рисовать овощи из погреба, когда они становились дряблыми и неаппетитными!
Но и в овощных рядах творилось нечто странное. Едва завидев Арчимбольдо. торговцы спешно принялись закрывать товар холстинами и, боязливо крестясь, бормотали:
— Не торгуем! Не продаем!

—Твои картины не угодны Богу! — вдруг прошептал какой-то человек, в длинной хламиде. — Розы на них становятся цветами зла, а овощи — сатанинскими символами. Но хуже всего, что люди, изображенные на твоих портретах, умирают!
— Какая нелепость! — возмутился Джузеппе. — Снимите капюшон, любезный, чтобы я мог увидеть, кто бросает мне такие обвинения!
Но незнакомец в хламиде уже растворился в рыночной толпе. Так, может, это он виноват в том, что почтенный художник заперт в подземелье?..
Арчимбольдо покрутил головой. Кажется, глаза начинают привыкать к темноте...

Какого же дурака он свалял! На выходе с рынка к нему подбежал императорский паж и сообщил:
— Мессир Джузеппе, властитель срочно просит вас к себе!
Арчимбольдо поспешил за мальчишкой. Разве мог он заподозрить злой умысел? Правда, произошедшее на рынке все еще не выходило из головы, и он спросил пажа:
— Что творится сегодня на рынке?
— Неужели не знаете? — удивился паж. — Вчера утопилась Марушка, дочка старосты церкви Девы Марии Снежной.
Джузеппе ахнул:
— Не может быть! Она ведь собиралась замуж за сына дворцового конюшего. По его просьбе я даже писал портрет этой милой девушки.
— Женихов папаша, став старшим конюшим, нашел для сына более выгодную невесту, — тараторил паж. — Вот Марушка и бросилась во Влтаву.
Арчимбольдо задумался. Конечно, история печальная, но при чем тут его портрет?! Сын конюшего обхаживал Арчимбольдо месяца два, все умолял: «Нарисуйте Марушку! Если папаша увидит портрет, мессир, он полюбит мою невесту как родную дочь!» Художник согласился — и вот результат: пражане уверены, что в гибели девушки виноват его портрет!

Впрочем, думать о бедной Маринке некогда, надо торопиться к императору. Нетерпеливый Рудольф ждать не любит, особенно когда на него накатывают волны черной меланхолии. Помнится, пару месяцев назад Арчимбольдо замешкался и застал Рудольфа в ужасном состоянии: глаза безумные, на губах пена. Несколько дней он не отходил от обессиленного припадком императора — отпаивал его целебными настойками. Рудольф, которому повсюду мерещились отравители, доверял только своему придворному живописцу. К тому же Арчимбольдо был для него не только художником. С юных лет он учил Рудольфа разбираться в искусстве и живописи, читать карты звездного неба, составлять гороскопы и рассчитывать солнечные и лунные затмения. Благодаря старшему наставнику болезненный от рождения юноша знал, какие настои помогают от простуды, уныния и апатии. Однако с возрастом Рудольф впадал в уныние все чаще, особенно после смерти отца, когда на его плечи лег груз власти. Тогда-то и появились при его дворе алхимики, астрологи, маги и колдуны — словом, те, чьи усилия могли излечить тяжкий недуг властителя или хотя бы развлечь его.

— Сюда, мессир! — позвал паж, распахнув тяжелую, обитую медными пластинами дверь. И вот он, доверчивый дурак, в подземелье...
Арчимбольдо поглубже запахнул плащ. Глаза, привыкшие к темноте, различили вдали слабый свет. Осторожно ступая, художник побрел вперед. Коридор круто завернул, и ошарашенный узник увидел прикрученные к стене факелы. Их свет словно заманивал и глубь подземелья — все дальше и дальше. Джузеппе в страхе вспомнил о наводнивших город слухах: якобы в тайных подземельях Старого града ученый-чудотворец Лёв бен Бецалель создал жуткого монстра Голема, который охотится на людей. Раньше, услышав подобное, Арчимбольдо лишь посмеялся бы — чего только не выдумают эти неучи! Он сам не раз встречался с бен Бецалелем. Мудрец действительно мечтал создать искусственного человека, но дальше непонятных опытов и бурных дискуссий в «Рудольфинском ученом кружке» дело не шло. Впрочем, недавно бен Бецалель имел долгую приватную беседу с императором. Может, и вправду докладывал об успехе?..
Арчимбольдо замер — подземелье пронзил странный звук, не то вой, не то скрежет. Неужто и вправду жуткий Голем?.. Но он поборол минутную слабость, выдернул из железного кольца факел и бесстрашно двинулся вперед. Пусть визжит кто хочет — Голем или сам дьявол, его не запугать!
Подземный ход опять круто завернул и вывел к каменной лестнице. Ступени уперлись в приоткрытую кованую дверь. Джузеппе толкнул ее плечом и замер на пороге.

Он увидел вовсе не мрачную мастерскую алхимика, а небольшую светлую комнату с четырьмя оконцами. В центре стол, пара стульев и... мольберт с натянутым холстом. На столе разложены кисти и краски. У стены Джузеппе заметил лавку, на которой в вазах и бадьях стояли разнообразные цветы — такие же, как те, что он рисует на своих картинах. Что за черт?! Выходит, кто-то его похитил, чтобы заставить рисовать? Но что?!
Арчимбольдо снова повернулся к мольберту. Как же он не заметил? К холсту приколота записка: «Пока не напишешь прекрасную Йошку в образе нимфы, отсюда не выйдешь!-
Ну и дела! Кому понадобилось столь странным способом заказывать портрет дочки дворцового садовника?! Ведь если о похищении узнает император, любому, даже самому высокопоставленному поклоннику - прекрасной Йошки, несдобровать!..

Джузеппе опустился на стул. И почему у него всегда было много врагов? Еще в Милане, едва он начал помогать отцу, посыпались упреки в семейственности: якобы живописец миланского собора Бьяджо Арчимбольдо требует для сына-подмастерья слишком высокую плату. Но ведь юный Джузеппе трудился наравне со взрослыми живописцами и в двадцать лет создал картоны для витражей из жизни Святой Екатерины, которыми восторгался весь Милан.

Но сами витражи поручили делать иностранцу — мастеру Коррало де Мокису из Кельна. Не помогло даже заступничество епископа Миланского, между прочим, приходившегося Арчимбольдо дядей. Зато император Фердинанд I, которому епископ Миланский послал в подарок пять картин племянника, пришел в восторг и пригласил Арчимбольдо ко двору.

Впрочем, и при дворе завистников хватало, ведь никому неизвестный молодой художник быстро стал любимцем императора. Арчимбольдо был трудолюбив, весел, обходителен. Однажды монарх пожелал послать в дар своему родственнику — наследному принцу Испании Филиппу картину.
—Как все Габсбурги, он страстно любит живопись, — наставлял любимца Фердинанд,— в его коллекции собраны полотна лучших европейских художников. Но ты, мой живописец, должен их превзойти!"
Арчимбольдо оторопел: чем он может превзойти великих мастеров прошлого? Разве какой-либо выдумкой... Он вспомнил диковатые картины Иеронима Босха и рисунки Леонардо да Винчи, наполненные то ужасными животными, то оживающими растениями. Метаморфозы — вот неизведанный жанр. Разве люди не похожи на различных животных и птиц и разве порой не кажется: этот господин — вылитый осел, хорек или заяц? Впрочем, вряд ли наследнику трона понравится осел или хорек. Нет, тут надо придумать нечто изящное, тонкое. Не попробовать ли нарисовать аллегорический портрет, например, Весны, составленный из цветов?
Наутро Арчимбольдо принес с рынка охапку цветов и приступил к зарисовкам. Розы зацветут на щеках румянцем, бутон лилии прекрасно изобразит нос, ухо выйдет из круглого тюльпана, а вместо глаз засверкают ягоды белладонны. Из белых флоксов получится атласная кожа лица, а из ромашек — жабо воротника. Ну а из сочного кочана молодого салата выйдет пышный рукав платья. Чем овощи хуже цветов?

Конечно, поначалу работа шла медленно. Приходилось тщательно подбирать подходящие по цвету и форме цветы и зелень. Но потом дело заспорилось. И сам Фердинанд, и Филипп, которому отослали «метаморфозный портрет», были в восторге. Арчимбольдо тут же получил новый заказ — цикл «Времена года». Аллегории - Лето» и Осень, составленные из цветов и плодов, получились прекрасно, но "Зимой", основой для которой стало сухое корневище, художник гордился особенно.

Картины-метаморфозы Джузеппе Арчимбольдо ошеломили Европу. Никто и никогда не рисовал ничего подобного! Вскоре художник научился посредством различных предметов представлять вполне реальных людей. Так, портрет своего друга, библиотекаря Джузеппе, он составил из книг, а лицо хитрого недруга, крючкотвора-юриста Цазиуса, — из сморщенных жареных куриц и рыб. Ах, как взвился тогда кляузник юрист, зато весь адвокатский цех просто умирал со смеху!

Труднее всего давались женские портреты, ведь каждая дама видела себя то Флорой, то Венерой, то Дафной. Только успевай закупать цветы! И никто никогда не говорил той чуши, о которой сегодня судачили на рынке. Как цветы могут стать орудием зла, а портрет убить?! Да если б его заказчики после сеансов умирали, все придворные уже лежали бы на кладбище! Впрочем, кляузник Цазиус действительно умер вскоре после того, как его изобразил Джузеппе. Но вот уж о ком никто не жалел! Еще, кажется, фрау Гетциг скончалась, но все знали, что у нее слабое сердце... При чем же тут его живопись?!
Дрчимбольдо погладил мольберт; надо скорее браться за портрет «прекрасной Йошки», а не предаваться воспоминаниям! Но воспоминания его не отпускали.

...Это случилось в 1574 году — двенадцать лет назад. Сорокасемилетний Джузеппе был тогда еще в расцвете сил и неравнодушен к женскому полу. Юная Каролина, дочь мелкого судейского чиновника, вскружила ему голову. Девчонка и впрямь была хороша; щеки — как розы, губы — алые гвоздики, глаза цвета васильков, а волосы — золотистые льняные пряди. Когда Арчимбольдо написал ее портрет, отец Каролины пришел в восторг — его дочь рисует придворный императорский художник! А девушка лишь прошептала разочарованно:
— Неужели у меня вместо волос — пакля, а грудь похожа на кочаны красного салата?
Джузеппе тогда отшутился, и обида быстро забылась. Он заплатил судейскому 200 флоринов отступного и взял Каролину в домоправительницы. Надарил платьев, чепцов, украшений. Когда вечером, грезя о жарких любовных ласках, пошел к ней в спальню, случилось странное... Он дотронулся до теплой девичьей груди, но почувствовал упругую крепость кочана салата, провел рукой по шелковистому бедру — и почудилось, что это охапка цветов. У Джузеппе голова пошла кругом, к горлу подкатил ком. Жуть какая-то, мистика, колдовство! Неужто в погоне за своими метаморфозами он воспринимает любимую как огородную грядку или клумбу!

В ту ночь он ушел от Каролины ни с чем. Еще долго Джузеппе помнил дьявольское ощущение: живая девушка превращается в бездушную охапку цветов...
Впрочем, сейчас об этом нечего вспоминать. Больше Каролина ему не позировала, зато родила прелестного сына. Арчимбольдо не хотел, чтобы Бенедетто считался бастардом, и испросил у императора разрешения официально признать ребенка. Рудольф, большой любитель женского пола, не возражал — сам прижил шестерых детей с дочкой аптекаря Марией дела Страда.

Джузеппе отмахнулся от ненужных мыслей и принялся смешивать краски. С портретом Йошки он управится быстро: розы — на щеки, сливы — на темные от страсти глаза, смородинка — на родинку у виска. Кисть привычно скользила по холсту, кружась и выписывая округлости лепестков. Арчимбольдо работал, не замечая времени. Когда в комнате стало смеркаться, опустился на стул, чтобы передохнуть, и заснул. Очнулся от скрипа: оказалось, пока он спал, принесли еду — хлеб и воду.
Однако художник отодвинул тюремное угощение и снова взялся за кисти. Когда последним взмахом проставил подпись, перед глазами уже все плыло. Он выпил воды и провалился в темноту.
Очнулся дома, на Златой улице. Над ним со свечкой в руке склонилось испуганное лицо Каролины:
— Почему ты так кричишь, Джузеппе?
Арчимбольдо огляделся — он в собственной постели...
- Ты проспал два дня, — прошептала Каролина, осторожно снимая нагар со свечи. — Тебя принесла стража — говорят, упал в обморок на рыночной площади.
Джузеппе не знал, что и думать; выходит, страшное подземелье ему привиделось. И портрет «нимфы Йошки», который он писал по чьему-то тайному приказу, тоже был во сне. В этот момент дверь распахнулась и к отцу бросился одиннадцатилетний Бенедетто:
— Как хорошо, папа, что ты вернулся! Где ты был так долго?
Арчимбольдо обнял сына и перевел укоризненный взгляд на Каролину:
— Значит, я спал два дня?
Каролина смутилась:
- Так велели сказать стражники, они принесли тебя два часа назад. И ты тоже считай, что спал. Это высочайшее повеление...
Джузеппе откинулся на подушки. Высочайшее повеление... Какой же он осел! Сам ведь недавно видел, как император выходил из темной аллеи сада. А минут через пять оттуда выскочила розовощекая Йошка. Только такой наивный дурень, как он, мог не понять, что произошло в этой уединенной аллее!
Но зачем надо было прятать его в зловещем подземелье, чтобы получить портрет?! И почему тайно? Очевидно, если о новой любовнице проведает Мария де ла Страда, беды не миновать. Недаром придворные шепчутся, что фаворитка держит венценосца в ежовых рукавицах. Кто знает, что будет дальше... По отношению к Арчимбольдо император жестокостью никогда не отличался, но все имеет свое начало... Предупреждал же придворный лекарь — наследственная душевная болезнь Рудольфа прогрессирует...
— Каролина, — тихо сказал художник, — завтра же начинай собираться. Я хочу съездить в Милан. Показать тебе и сыну дом, где родился.
— А мы вернемся в Прагу? — встревожилась Каролина.
— Всем говори, что вернемся. Но сама знай, что нет.

...Император долго вертел в руках прошение Арчимбольдо, а потом изрек;
— Но ты ведь по-прежнему будешь писать для меня картины?!
— Да, Ваше величество! — низко склонился художник. — Через несколько месяцев вы получите новый вариант «Времен года». Затем богиню Флору. Еще я задумал изобразить вас этрусским божеством садов и урожаев Вертумном.

— Божество — это хорошо! — обрадовался Рудольф. — Для путешествия получишь мою карету и полторы тысячи рейнских флоринов за службу.
Арчимбольдо склонился еще ниже. Полторы тысячи — огромная сумма, на нее в Милане можно жить на широкую ногу. Неужто император чувствует вину за шутку в подземелье?
Родной.город, однако, встретил художника неласково. Он-то думал, что миланцы, как только увидят его картины, завалят заказами, но вышло иначе... Через пару недель в его дом пожаловал священник. Аббат Игнацио Поцци долго рассматривал незаконченные портреты пражских придворных и начатого «Вертумна».
— Император может позволить себе свободомыслие, но мы — нет, — отрезал он. — Что это? — Аббат ткнул пальцем и диптих «Адам и Ева». — Это чистая ересь! И все ваши цветы, фрукты и овощи — коверканье человеческого обличья. А ведь оно дано нам по образу и подобию Божию!

Резко развернувшись, разгневанный аббат вышел из комнаты, громко хлопнув дверью.
В 1591 году Арчимбольдо отправил в Прагу портрет Рудольфа » образе Вертумна.

От императора пришло восторженное послание, грамота на титул графа Палатинского и 500 флоринов, так что бедность художнику не грозила, хоть заказчики по-прежнему не появлялись на его пороге.
И вот Джузеппе задумал невиданное — создать «метаморфозный» портрет Христа. Ведь если признать, что все живое и сущее на земле — Его творение, значит, Он состоит из всего: из добрых и злых людей, красавцев и уродов, из цветов и фруктов, домов и деревьев, небес и бездны.
— Это кощунство! — не сдерживаясь, кричал па исповеди аббат Игнацио. — Я запрещаю! Тебя отлучат от церкви!
С исповеди Арчимбольдо пришел подавленный. Ночью у него начался озноб, потом стали мучить дикие боли.
Впадая в беспамятство, Джузеппе звал старых мастеров — Леонардо, Рафаэля и Боттичелли — и пытался оправдаться перед НИМИ:
- Я не хотел расчленять человека на составные части! Я только искал новые пути в живописи!

11 июля 1593 года Джузеппе Арчимбольдо не стало.
Сын попытался продать оставшиеся картины отца, но выручил за них всего одиннадцать флоринов. Через четыреста лет работы Арчимбольдо оценили в миллионы долларов, а Сальвадор Дали назвал странного художника предтечей сюрреализма.